Хозяин:
Ах, не сейчас. Потом, потом.
Мотыльков:
Тогда я просто удаляюсь.
Хозяин:
А вдруг останетесь, боюсь.
Мотыльков:
Как неуместен этот страх.
Уйду и с туфель сдуну прах.
Хозяин:
Смотрите, он ползет обратно.
Жак.
Мария, будьте аккуратна.
Мария:
Я вам запачкала пиджак.
Жак:
Ну не беда!
Мария:
Мой милый Жак.
Жак:
Я предан вам за вашу ласку.
Мария:
Ах, сядьте тут и расскажите сказку.
Жак:
Был гром, и небо темно-буро.
Вдруг выстрел — хлоп! — из Порт-Артура.
На пароходе суета,
матросы лезут в лодку,
а лодка офицерами по горло занята.
Матросы пьют в испуге дико водку,
кто рубит мачту, кто без крика тонет,
кто с переломанной ногой лежит и стонет.
Уже вода раскрыла двери,
а люди просто озверели.
Волну прижав к своей груди,
тонул матрос и говорил: «Приди, приди»,
не то волне, не то кому-то
и бил ногами воду круто.
Его сосет уже пучина,
холодная вода ласкает,
но все вперед плывет мужчина
и милую волну из рук не выпускает.
«Приди, приди», — кому-то кличет,
кому-то яростно лопочет,
кому-то ласково лепечет,
зовет кого-то и хохочет.
Хозяин:
Вот эта дверь ведет во двор.
Иван Антонович:
О чем ведете разговор?
Хозяин:
Так, ни о том и ни о сем.
Иван Антонович:
Давайте карты принесем.
Мотыльков:
Тогда остаться я не прочь.
Хозяин:
Ну ты мне мысли не морочь.
Сказал — уходишь. И вали!
Солдат Ферзев (вбегая):
Стреляй! Держи! Руби! Коли!
Хозяин:
Что тут за крик? Что за тревога?
Кто тут скандалист, того нога не переступит моего порога.
Солдат Ферзев (указывая на баронессу Пирогову):
Она ко мне вот так прильнула,
потом она меня кольнула,
потом она меня лягнула,
она меня, солдата, обманула.
1933
Жил-был один человек, звали его Семёнов.
Пошел однажды Семёнов гулять и потерял носовой платок.
Семёнов начал искать носовой платок и потерял шапку.
Начал искать шапку и потерял куртку. Начал куртку искать и потерял сапоги.
— Ну, — сказал Семёнов, — этак все растеряешь. Пойду лучше домой.
Пошел Семёнов домой и заблудился.
— Нет, — сказал Семёнов, — лучше я сяду и посижу.
Сел Семёнов на камушек и заснул.
<1933>
Воронин (вбегая):
Остановка истории!
Люди бегут по улице!
На Неве стреляют из пушек!
Степанов (подскакивая на стуле):
Которое сегодня число?
Воронин:
Девятнадцатое марта!
Степанов (падая на пол):
Проспал! Проспал!
<1933>
Мы жили в двух комнатах. Мой приятель занимал комнату поменьше, я-же занимал довольно большую комнату, в три окна. Целые дни моего приятеля не было дома, и он возвращался в свою комнату, только чтобы переночевать. Я же почти всё время сидел в своей комнате, и если выходил, то либо на почту, либо купить себе что нибудь к обеду. В добавок я заполучил сухой плеврит, и это ещё больше удерживало меня на месте.
Я люблю быть один. Но вот прошёл месяц и мне моё одиночество надоело. Книга не развлекала меня, а садясь за стол, я часто просиживал по долгу, не написав ни строчки. Я опять брался за книгу, а бумага оставалась чистой. Да ещё это болезненное состояние! Одним словом, я начал скучать.
Город, в котором я жил это время, мне совершенно не нравился. Он стоял на горе и всюду открывались открыточные виды. Эти виды мне так опротивили, что я даже рад был сидеть дома. Да собственно кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить то было некуда.
И так я сидел дома как затворник.
Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Я ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался по двадцати минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту. Это было очень неприятно. Я приоткрывал рот настолько, что бы только улыбнуться, а он открывался шире и я зевал. Я начинал мечтать.
Я видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу. На столе, на стульях и на кровати лежат листы исписанной бумаги. А я пишу дальше, подмигиваю и улыбаюсь своим мыслям. И как приятно, что рядом хлеб, и молоко и ореховая шкатулочка с табаком!
Я открыл окно и смотрел в сад. У самого дома росли жёлтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный каштан. А там начинался фруктовый сад.
Было очень тихо и только под горой пели поезда.
Сегодня я ничего не мог делать. Я ходил по комнате, потом садился за стол, но вскоре вставал и пересаживался на кресло качалку. Я брал книгу, но тотчас же отбрасывал её и принемался опять ходить по комнате.